Длится лишь миг великий момент.
Лишних мест нет в лиге легенд.
Человеческая скука — строгий цензор.
Колизей горланит в ухо: «Panem et circenses!»
Длинный туннель — ни искры в конце;
В холодильнике — мышь на виселице:
Без действий грамотных местных цен
Не пережить, как мамонту — плейстоцен.
Пусть мне пока незнаком рецепт,
Как свет компа на своём лице
Превратить в пробирающий нутро концерт,
Но этот способ — не просто цель.
Я здесь, в общаге, на этаже
Таких же, кому нечего терять уже,
Соберу вокруг и дружным экипажем
Мы двинем в поход против этих башен,
Огонь с которых — всегда по нашим,
Но их дым и порох не так уж страшен.
Мы весь этот город поставим на уши
Вот-вот, скоро — чёрт, да когда уже?!
За ущельем — проклятый лес:
Сколько крови пролито здесь...
Красным весь заляпан алтарь —
Залетай инклюзом в янтарь:
Волю дай гнилью и понтам.
«Видишь, здесь ведь любят и там —
Так теперь и будет всегда» —
В ухо дуют трубы, шепчет вода...
Длится лишь миг великий момент.
Лишних мест нет в лиге легенд.
Человеческая скука — строгий цензор.
Колизей горланит в ухо: «Panem et circenses!»
Путь per aspera ad astra за плечами:
Греешься в лучах, колючек кожа толстая не замечает —
Загрубела, загорев под светом звёзд, что источая
Ультрафиолет, дезинфицируют и счастье, и печали.
Вот и стал знатоком этой игры маститым ты:
Во взгляде сталь — не страшит дракона рык из темноты.
Суть проста — все ситуации прозрачны и ясны,
Как кристалл. Враги боятся, все захвачены посты,
Но ты устал — а по льду самодовольства ходить так скользко:
За горизонтом там кто-то молодой и дерзкий собирает войско,
Готовится тебя обойти, присвоив то, с чем ты привык обходиться по-свойски —
Он не остановится, всё не захватив: он — прямо как ты в начале своих поисков.
Бойся — свежая кровь пробирается по лесу к твоим рубежам:
Искра разрастается из слабого проблеска в сильный пожар
И не успокоится, тебя даже полностью к стенке прижав, —
Победа так хороша, но в вечной войне её не удержать...
Длится лишь миг великий момент.
Лишних мест нет в лиге легенд.
Человеческая скука — строгий цензор.
Колизей горланит в ухо: «Panem et circenses!»